Мученик Иоанн Попов

Му­че­ник Иоанн ро­дил­ся 17 ян­ва­ря 1867 го­да в го­ро­де Вязь­ме Смо­лен­ской гу­бер­нии в се­мье свя­щен­ни­ка Вос­кре­сен­ской церк­ви го­ро­да Вязь­мы Ва­си­лия Ми­хай­ло­ви­ча По­по­ва и его су­пру­ги Ве­ры Ива­нов­ны. 19 ян­ва­ря он был кре­щен в Спа­со-Пре­об­ра­жен­ской церк­ви го­ро­да Вязь­мы сво­им де­дом, про­то­и­е­ре­ем Ми­ха­и­лом По­по­вым. В 1888 го­ду Иван Ва­си­лье­вич окон­чил Смо­лен­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию, в 1892-м — Мос­ков­скую Ду­хов­ную ака­де­мию и был остав­лен на год для при­го­тов­ле­ния на ва­кант­ную пре­по­да­ва­тель­скую долж­ность[1]. В 1893 го­ду он был на­зна­чен вре­мен­но ис­пол­ня­ю­щим долж­ность до­цен­та по ка­фед­ре пат­ри­сти­ки. Первую проб­ную лек­цию он про­чел о Тер­тул­ли­ане[2]. В 1897 го­ду Иван Ва­си­лье­вич за­щи­тил ма­ги­стер­скую дис­сер­та­цию «Есте­ствен­ный нрав­ствен­ный за­кон. (Пси­хо­ло­ги­че­ские ос­но­вы нрав­ствен­но­сти)», в ко­то­рой раз­би­ра­лось про­ис­хож­де­ние и обос­но­ва­ние нрав­ствен­но­сти как с фило­соф­ской, так и с бо­го­слов­ской то­чек зре­ния, и был утвер­жден в долж­но­сти до­цен­та ака­де­мии. В 1898 го­ду Иван Ва­си­лье­вич был на­зна­чен экс­тра­ор­ди­нар­ным про­фес­со­ром по ка­фед­ре пат­ри­сти­ки. В 1899 го­ду он опуб­ли­ко­вал биб­лио­гра­фи­че­ские за­мет­ки на бо­го­слов­ские ста­тьи, по­явив­ши­е­ся в это вре­мя за ру­бе­жом, под на­зва­ни­ем «Биб­лио­гра­фия. Но­во­сти ино­стран­ной ли­те­ра­ту­ры по па­тро­ло­гии», а в 1901 го­ду в «Бо­го­слов­ском вест­ни­ке» по­ме­стил ста­тью «Об­зор рус­ских жур­на­лов. Древ­не­цер­ков­ная жизнь и ее де­я­тель­ность в те­ку­щей ду­хов­ной жур­на­ли­сти­ке», где им бы­ли про­ана­ли­зи­ро­ва­ны прак­ти­че­ски все вы­шед­шие в то вре­мя ра­бо­ты на эту те­му. В 1901-1902 го­дах Иван Ва­си­лье­вич был на­прав­лен за гра­ни­цу для про­слу­ши­ва­ния лек­ций по бо­го­сло­вию в Бер­лине и Мюн­хене, от­ку­да он пи­сал сво­е­му дав­ниш­не­му дру­гу до­цен­ту Ду­хов­ной ака­де­мии Сер­гею Ива­но­ви­чу Смир­но­ву: «Це­лый ме­сяц уже слу­шаю лек­ции в уни­вер­си­те­те и участ­вую в прак­ти­че­ских за­ня­ти­ях по раз­ным пред­ме­там. Все про­фес­со­ра про­из­но­сят здесь свои лек­ции без тет­рад­ки... Го­во­ри­ли они, оче­вид­но, без пред­ва­ри­тель­но­го за­учи­ва­ния, по­то­му что при мно­го­чис­лен­но­сти лек­ций у них не мог­ло бы хва­тить на это вре­ме­ни, и чув­ству­ют се­бя на ка­фед­ре со­вер­шен­но сво­бод­но. Что ка­са­ет­ся со­дер­жа­ния лек­ций, то мне осо­бен­но нра­вит­ся их сжа­тость: нет ни­ка­ких от­ступ­ле­ний и из­лиш­них по­дроб­но­стей... Про­фес­со­ров на бо­го­слов­ском фа­куль­те­те не мно­го, и каж­дый чи­та­ет са­мые раз­но­об­раз­ные пред­ме­ты... Я удив­ля­юсь, ка­ким об­ра­зом у них хва­та­ет вре­ме­ни, чтобы изу­чить все эти раз­но­об­раз­ные пред­ме­ты. Мы кое-как успе­ва­ем овла­деть толь­ко ча­стью од­но­го пред­ме­та. Это по­вер­га­ет в уны­ние. Лек­ции по­се­ща­ют­ся сту­ден­та­ми очень ис­прав­но. Каж­дый яв­ля­ет­ся с тет­рад­кой, чер­ниль­ни­цей и пе­ром и тща­тель­но за­пи­сы­ва­ет. В этом от­но­ше­нии осо­бен­но воз­му­ти­тель­на ис­прав­ность кур­си­сток, ко­то­рые про­бра­лись-та­ки и на бо­го­слов­ский фа­куль­тет. По­сле лек­ций у них меж­ду со­бою (сту­ден­ты по­смат­ри­ва­ют здесь на них до­воль­но ко­со) на­чи­на­ет­ся про­вер­ка и вос­про­из­ве­де­ние за­пи­сан­но­го. Ис­прав­ность сту­ден­тов, кро­ме, ра­зу­ме­ет­ся, са­мо­го ка­че­ства лек­ций, в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни, мне ка­жет­ся, объ­яс­ня­ет­ся тем, что за лек­ции пла­че­ны день­ги и каж­дый хо­чет ис­поль­зо­вать свой рас­ход. Со сту­ден­че­ством я зна­ком ма­ло. Оно рас­па­да­ет­ся на кор­по­ра­тив­ных... и сто­я­щих вне кор­по­ра­ций... Кор­по­ра­ции со­хра­ня­ют сред­не­ве­ко­вую ор­га­ни­за­цию. Они стро­го за­мкну­ты и слу­жат по­сто­ян­ным ис­точ­ни­ком враж­ды и столк­но­ве­ния меж­ду пар­ти­я­ми. Вме­сте с этим кор­по­ран­ты за­ни­ма­ют­ся бо­лее ку­те­жа­ми и фех­то­ва­ни­ем, чем на­у­кой. По­это­му на каж­дом ша­гу встре­ча­ешь здесь из­ре­зан­ные мор­ды. В про­ти­во­вес кор­по­ра­тив­ным сту­ден­там про­тив­ни­ки кор­по­ра­ций учре­ди­ли все­об­щий сту­ден­че­ский фе­рейн[3], ко­то­рый пре­сле­ду­ет глав­ным об­ра­зом на­уч­ные це­ли. Есть так­же несколь­ко бо­го­слов­ских фе­рей­нов. Ли­бе­ра­лизм не ме­ша­ет про­фес­со­рам и сту­ден­там оста­вать­ся про­те­стан­та­ми... Вы­бро­сив все дог­ма­ти­че­ское со­дер­жа­ние хри­сти­ан­ства, они при­спо­со­би­ли его к совре­мен­но­му на­уч­но­му ми­ро­со­зер­ца­нию. Но в том, что у них оста­ет­ся по­ло­жи­тель­но­го, они во­все не яв­ля­ют­ся неза­ви­си­мы­ми мыс­ли­те­ля­ми или хри­сти­а­на­ми, сто­я­щи­ми вне сект: они [ис­тые] про­те­стан­ты. Каж­дая вы­ход­ка про­фес­со­ра про­тив ка­то­ли­че­ства вы­зы­ва­ет в ауди­то­рии ше­пот одоб­ре­ния; дей­стви­тель­ны­ми чле­на­ми бо­го­слов­ских фе­рей­нов мо­гут быть толь­ко сту­ден­ты еван­ге­ли­че­ско­го ис­по­ве­да­ния. Недав­но я был на ре­ли­ги­оз­ном со­бра­нии сту­ден­тов. Во гла­ве круж­ка сто­ит некто граф [Нук­лер]. Ко­гда я во­шел, все пе­ли под фис­гар­мо­нию. По­том встал [Нук­лер], ко­то­рый был пред­се­да­те­лем, и на­чал го­во­рить про­по­ведь на те­му о неми­ло­серд­ном за­и­мо­дав­це. Я не знаю, пе­ре­жил ли этот че­ло­век мно­го или про­сто он — фа­на­тик, но речь его бы­ла страст­ная и окон­чи­лась ис­те­ри­че­ским кри­ком: “толь­ко через Хри­ста” (то есть мы спа­са­ем­ся толь­ко бла­го­да­тью Хри­ста, о чем им все вре­мя бы­ло го­во­ре­но. По­след­нюю фра­зу он по­вто­рил раз во­семь). По­том он стал на ко­ле­ни и на­чал им­про­ви­зи­ро­вать мо­лит­ву и про­из­нес так, как ино­гда де­ти че­го-ни­будь неот­ступ­но про­сят. Во вре­мя про­по­ве­ди и мо­лит­вы он несколь­ко раз пла­кал, ли­цо его при­ни­ма­ло то очень при­ят­ное, то со­вер­шен­но от­тал­ки­ва­ю­щее вы­ра­же­ние. По­сле окон­ча­ния мо­лит­вы он пред­ло­жил со­бра­нию, на ко­то­рое, по его мне­нию, сни­зо­шла бла­го­дать, об­на­ру­жить пло­ды Ду­ха в ка­ких-ни­будь лич­ных за­яв­ле­ни­ях. Тот­час же под­нял­ся один гос­по­дин и рас­ска­зал, что он очень опе­ча­лен смер­тью сво­е­го бра­та, недав­но умер­ше­го в страш­ных му­че­ни­ях. На это за­яв­ле­ние по­сле­до­ва­ло пред­ло­же­ние со сто­ро­ны од­но­го очень мо­ло­до­го сту­ден­та по­мо­лить­ся об уто­ле­нии скор­би это­го гос­по­ди­на. Боль­шин­ство при­сут­ству­ю­щих вста­ли на ко­ле­ни и уткну­лись го­ло­вой в спин­ку сту­льев, а мо­ло­дой че­ло­век стал им­про­ви­зи­ро­вать мо­лит­ву. В за­клю­че­ние опять ста­ли петь под фис­гар­мо­нию. Я вы­шел из это­го со­бра­ния со сме­шан­ны­ми чув­ства­ми. Лич­но я ока­зал­ся слиш­ком по­зи­тив­ным для то­го, чтобы по­доб­ное пред­став­ле­ние мог­ло на ме­ня по­дей­ство­вать. Но мож­но го­во­рить за ис­крен­ность неко­то­рых, по край­ней ме­ре, чле­нов со­бра­ния. Бы­ли, од­на­ко, и со­вер­шен­но ску­ча­ю­щие физио­но­мии. По­рой мне ка­за­лось, что граф про­сто иг­ра­ет в пас­то­ра, а дру­гие фаль­ши­вят, под­де­лы­ва­ясь к его вку­сам...»[4] Вер­нув­шись из-за гра­ни­цы, Иван Ва­си­лье­вич в 1903 го­ду был на­зна­чен на долж­ность ре­дак­то­ра «Бо­го­слов­ско­го вест­ни­ка», и с это­го вре­ме­ни у него при­ба­ви­лось мно­го хло­пот, свя­зан­ных с пуб­ли­ка­ци­ей раз­лич­ных ста­тей и с цен­зу­рой. Осо­бен­но ста­ло труд­но, ко­гда в 1905 го­ду в рус­ском об­ще­стве, не ис­клю­чая ака­де­ми­че­ских кру­гов, раз­го­ре­лись стра­сти, ка­са­ю­щи­е­ся по­ли­ти­че­ских во­про­сов. «Бо­го­слов­ский вест­ник» был об­ви­нен в ли­бе­ра­лиз­ме, и в 1906 го­ду Иван Ва­си­лье­вич по­дал про­ше­ние о сня­тии с се­бя обя­зан­но­стей ре­дак­то­ра. В 1904 го­ду Иван Ва­си­лье­вич опуб­ли­ко­вал ра­бо­ту «Ре­ли­ги­оз­ный иде­ал свя­то­го Афа­на­сия Алек­сан­дрий­ско­го», в 1908-м — «Свя­той Иоанн Зла­то­уст и его вра­ги». В 1911-1912 го­дах бы­ла из­да­на его кни­га «Кон­спект лек­ций по па­тро­ло­гии», в ос­но­ву ко­то­рой бы­ли по­ло­же­ны за­пи­си сту­ден­та­ми его лек­ций. С 1910 го­да, в свя­зи с вве­де­ни­ем но­во­го уста­ва в Ду­хов­ных ака­де­ми­ях, он стал экс­тра­ор­ди­нар­ным про­фес­со­ром по 1-й ка­фед­ре па­тро­ло­гии. С 1894 по 1916 год Иван Ва­си­лье­вич «неод­но­крат­но участ­во­вал в ма­ги­стер­ских и док­тор­ских дис­пу­тах и да­вал от­зы­вы на ма­ги­стер­ские и док­тор­ские со­чи­не­ния, а так­же ре­ко­мен­да­ции для при­суж­де­ния пре­мий за раз­лич­ные бо­го­слов­ские и ис­то­ри­че­ские тру­ды». С 1907 го­да Иван Ва­си­лье­вич со­сто­ял при­ват-до­цен­том ис­то­ри­ко-фило­ло­ги­че­ско­го фа­куль­те­та Мос­ков­ско­го уни­вер­си­те­та по ка­фед­ре ис­то­рии Церк­ви. В 1917 го­ду он за­щи­тил док­тор­скую дис­сер­та­цию «Лич­ность и уче­ние бла­жен­но­го Ав­гу­сти­на», ко­то­рая яви­лась фун­да­мен­таль­ным тру­дом на эту те­му. Один из ис­сле­до­ва­те­лей ис­то­ри­ко-бо­го­слов­ско­го на­сле­дия Ива­на Ва­си­лье­ви­ча По­по­ва, ха­рак­те­ри­зуя его как че­ло­ве­ка, от­ли­чав­ше­го­ся «кри­сталь­ной чест­но­стью и вы­со­кой ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ной на­стро­ен­но­стью», пи­шет о нем: он «был че­ло­ве­ком боль­ших да­ро­ва­ний и ис­клю­чи­тель­но­го тру­до­лю­бия. В сво­их па­тро­ло­ги­че­ских тру­дах он уме­ло со­че­тал бо­го­слов­ский и фило­соф­ский ана­лиз с ис­то­ри­че­ской де­мон­стра­ци­ей. Ис­ти­на свя­то­оте­че­ской ве­ры им вос­при­ни­ма­ет­ся и по­ка­зу­ет­ся как ис­ти­на ра­зу­ма или как ра­зум ис­ти­ны. Тво­ре­ния свя­тых от­цов для него бы­ли все­гда жи­вым вы­ра­же­ни­ем внут­рен­ней жиз­ни Церк­ви, сви­де­тель­ством ее неоску­де­ва­ю­щей ду­хов­но­сти в раз­лич­ных усло­ви­ях ис­то­ри­че­ско­го бы­тия и раз­ви­тия. Он на­ме­ре­вал­ся пред­ста­вить ис­то­рию Церк­ви в “ли­цах” свя­тых от­цов — в плане еди­но­го Пре­да­ния Церк­ви, по­ло­жить ос­но­вы к по­стро­е­нию сво­е­го ро­да ис­то­ри­че­ско­го бо­го­сло­вия»[5]. Один из сту­ден­тов, слу­шав­ших лек­ции Ива­на Ва­си­лье­ви­ча в ака­де­мии, пи­сал о нем в сво­их вос­по­ми­на­ни­ях: «...По­жи­лой муж­чи­на с ас­ке­ти­че­ски стро­гим, ху­дым, окайм­лен­ным неболь­шой бо­ро­дой ли­цом на пер­вый взгляд не при­вле­кал вни­ма­ния, и толь­ко при­гля­дев­шись мож­но бы­ло уви­деть в его гла­зах глу­бо­кую со­сре­до­то­чен­ность и внут­рен­нюю си­лу. По­след­нюю он смог вполне про­явить позд­нее, во вре­мя сво­их неод­но­крат­ных ссы­лок и в из­гна­ни­ях, ко­гда в крайне труд­ных усло­ви­ях жиз­ни не те­рял стой­ко­сти и бод­ро­сти ду­ха, пе­ре­но­ся ли­ше­ния с му­же­ством му­че­ни­ка древ­них вре­мен, как мне рас­ска­зы­ва­ли об этом жи­вые сви­де­те­ли его по­дви­гов. Свои лек­ции он чи­тал ин­те­рес­но... чув­ство­ва­лось, что за его сло­ва­ми скры­ва­ет­ся глу­бо­кое со­дер­жа­ние и пре­крас­ное зна­ние сво­ей дис­ци­пли­ны. Фило­со­фия свя­тых от­цов вы­ри­со­вы­ва­лась пе­ред на­ми как непо­сред­ствен­ное про­дол­же­ние древ­ней эл­лин­ской мыс­ли и, од­новре­мен­но, как глу­бо­чай­ший кор­рек­тив, ис­хо­див­ший из бо­же­ствен­но­го от­кро­ве­ния, ко все­му цен­но­му, что внес­ла в мир ан­тич­ность. Хри­сти­а­ни­зи­ро­ван­ную фило­со­фию Во­сто­ка он свя­зы­вал с ана­ло­гич­ной фило­со­фи­ей За­па­да, а за­тем и с те­че­ни­я­ми за­пад­но­ев­ро­пей­ской сред­не­ве­ко­вой мыс­ли, по­ка­зы­вая ос­нов­ное рас­хож­де­ние Во­сто­ка, с его про­ник­но­вен­ным ло­гиз­мом и со­фий­но­стью, и За­па­да, с его од­но­сто­рон­ни­ми ра­цио­на­ли­сти­че­ски­ми устрем­ле­ни­я­ми, ко­то­рые при­ве­ли в кон­це кон­цов к за­мене он­то­ло­гии[6] уз­ки­ми рам­ка­ми гно­сео­ло­гии[7]. Член Все­рос­сий­ско­го Цер­ков­но­го Со­бо­ра, док­тор бо­го­сло­вия, по­гру­жен­ный в древ­ность... он ак­тив­но от­кли­кал­ся на все совре­мен­ное, при­чем не толь­ко по во­про­сам цер­ков­ной жиз­ни. В нем не бы­ло по­валь­но­го осуж­де­ния то­го но­во­го, что шу­ме­ло и ки­пе­ло во­круг. На­про­тив, он ста­рал­ся по­нять смысл со­вер­шав­ших­ся пе­ре­мен, по­нять при­чи­ны, по­ро­див­шие их имен­но в дан­ной фор­ме, пы­тал­ся пред­ска­зать то, что по­сле­ду­ет в даль­ней­шем... В об­ста­нов­ке тя­же­лых и му­чи­тель­ных 1919–1920 го­дов он пы­тал­ся про­ви­деть бо­лее свет­лое и от­рад­ное бу­ду­щее, ве­ря в ду­шев­ную доб­ро­ту и неис­ко­ре­ни­мую яс­ность муд­ро­сти на­род­ной, в ко­то­рой разу­ве­ри­лись мно­гие из то­гдаш­них пи­са­те­лей и мыс­ли­те­лей. Ис­то­рия и фило­со­фия, осо­бен­но фило­со­фия бла­жен­но­го Ав­гу­сти­на, сви­де­те­ля древ­не­го ка­та­клиз­ма, над ко­то­рой По­пов ра­бо­тал дол­го и при­леж­но, за­став­ля­ли его и мыс­лить со­от­вет­ствен­но, не иро­ни­зи­руя над мно­ги­ми тя­же­лы­ми неле­по­стя­ми пе­ре­жи­ва­е­мой по­ры, а ста­ра­ясь осмыс­лить об­щий ход ис­то­рии и на­ме­тить хо­тя бы ма­лый, но свет­лый про­гноз, ко­то­рый обод­рил бы че­ло­ве­ка и дал бы ему си­лы для жиз­ни и дей­ствия. И, в це­лом, его про­гноз был по­ло­жи­тель­ным, хо­тя уже то­гда он пред­ви­дел мно­го мрач­но­го и тя­же­ло­го в судь­бах Рус­ской Церк­ви на по­сле­ду­ю­щие го­ды»[8]. В 1917 го­ду Иван Ва­си­лье­вич был из­бран чле­ном По­мест­но­го Со­бо­ра от Мос­ков­ской Ду­хов­ной ака­де­мии и за­ме­сти­те­лем пред­се­да­те­ля по от­де­лу Ду­хов­ной ака­де­мии. На Со­бо­ре он при­ни­мал ак­тив­ное уча­стие в об­суж­де­ни­ях, ка­са­ю­щих­ся выс­ше­го ду­хов­но­го об­ра­зо­ва­ния. По­сле окон­ча­ния де­я­тель­но­сти По­мест­но­го Со­бо­ра Иван Ва­си­лье­вич пре­по­да­вал в Мос­ков­ской Ду­хов­ной ака­де­мии и в Мос­ков­ском уни­вер­си­те­те. В 1919 и в 1920 го­дах на вре­мя ка­ни­кул Иван Ва­си­лье­вич уез­жал в се­ло Са­муй­ло­во Гжат­ско­го уез­да Смо­лен­ской гу­бер­нии. 2 ян­ва­ря 1919 го­да он пи­сал из Са­муй­ло­ва Ми­ха­и­лу Ми­хай­ло­ви­чу Бо­го­слов­ско­му[9]: «До­е­хал до Са­муй­ло­ва бла­го­по­луч­но, хо­тя и без вся­ко­го ком­фор­та. Преж­де чем сесть в ва­гон, при­шлось про­сто­ять на хо­лод­ной плат­фор­ме в оче­ре­ди око­ло пя­ти ча­сов. Весь по­езд со­сто­ял из то­вар­ных ва­го­нов с же­лез­ны­ми печ­ка­ми по­се­ре­дине... Ко­гда печь то­пи­ли, в ва­гоне ста­но­ви­лось теп­ло, но весь он на­пол­нял­ся ды­мом, разъ­еда­ю­щим гла­за, а ко­гда топ­ка пре­кра­ща­ет­ся и воз­дух очи­ща­ет­ся от ды­ма, тем­пе­ра­ту­ра в ва­гоне быст­ро па­да­ет. Я по­ме­стил­ся под на­ра­ми на длин­ной по­пе­реч­ной дос­ке. Си­деть на ней нель­зя, по­то­му что на­ры не да­ют вы­пря­мить­ся, но за­то я всю до­ро­гу на ней ле­жал, а ведь ка­кой-то фило­соф ска­зал, что ле­жать луч­ше, неже­ли си­деть. Го­раз­до при­ят­нее бы­ло ехать на ло­ша­ди из Гжат­ска в Са­муй­ло­во: зим­няя ти­ши­на, без­лю­дье и ров­ная бе­лая пе­ле­на кру­гом так успо­ко­и­тель­но дей­ству­ет на ду­шу, по­сто­ян­но воз­му­щен­ную там, где те­перь ки­пит ко­тел с по­мо­я­ми. В до­ме у нас все бла­го­по­луч­но. По­сле бу­ри кре­стьян­ско­го вос­ста­ния, унес­ше­го мно­го бес­по­лез­ных жертв, все сно­ва успо­ко­и­лось. В де­ревне “за­ти­шье, сне­жок, по­лу­мгла...”»[10]. 5 фев­ра­ля Иван Ва­си­лье­вич пи­сал ему: «Из Са­муй­ло­ва ду­маю вы­ехать 13 фев­ра­ля, а ко­гда и как до­бе­русь до Моск­вы — ска­зать труд­но, по­то­му что един­ствен­ный уцелев­ший по­езд бы­ва­ет пе­ре­пол­нен пас­са­жи­ра­ми и про­брать­ся в ва­гон на про­ме­жу­точ­ной стан­ции, ка­ков Гжатск, очень труд­но... Га­зе­ты я здесь чи­таю ис­прав­нее, чем в Москве. Мой пле­мян­ник, как на­род­ный су­дья, по обя­зан­но­сти вы­пи­сы­ва­ет “Из­ве­стия”, а раз га­зе­ты при­но­сят к вам в дом, труд­но воз­дер­жать­ся, чтобы в них не за­гля­нуть. По офи­ци­аль­ным со­об­ще­ни­ям сле­жу за ужас­ным ро­стом го­ло­да, бо­лез­ней и раз­ру­хи. На ду­ше тя­же­лым кам­нем ле­жит ожи­да­ние еще боль­ших бед­ствий, а вслед­ствие это­го пло­хо от­ды­хаю и по­прав­ля­юсь, несмот­ря на са­мые бла­го­при­ят­ные усло­вия для здо­ро­вья, в ко­то­рых я жи­ву. И та­ко­во не мое толь­ко на­стро­е­ние, но и огром­но­го боль­шин­ства кре­стьян. “Со­сет за серд­це”, го­во­рят они...»[11] 16 мар­та 1920 го­да Иван Ва­си­лье­вич пи­сал Ми­ха­и­лу Бо­го­слов­ско­му: «Я жи­ву здесь ти­хо и спо­кой­но. Ко­неч­но, про­до­воль­ствен­ное по­ло­же­ние здесь страш­но ухуд­ши­лось по срав­не­нию с про­шлым го­дом. Осе­нью в мое от­сут­ствие бы­ли сде­ла­ны лишь очень неболь­шие за­па­сы. Те­перь они под­хо­дят к кон­цу, по­пол­нить их уже труд­но, по­то­му что все из­лиш­ки у кре­стьян ото­бра­ны, да и не по кар­ма­ну. С осе­ни у нас бы­ли за­го­тов­ле­ны рожь и овес... в вось­ми­де­ся­ти вер­стах от нас, но ни­кто не со­гла­ша­ет­ся дать ло­шадь для по­езд­ки ту­да, по­то­му что у кре­стьян все ло­ша­ди крайне из­му­че­ны на­ря­да­ми для под­воз­ки дров и се­на к же­лез­ной до­ро­ге. Хле­ба все-та­ки нам хва­та­ет, а кро­ме то­го оста­ет­ся толь­ко ка­пу­ста, кар­то­фель и мо­ло­ко в огра­ни­чен­ном ко­ли­че­стве. Жи­вем мы в ле­су, а дро­ва до­ста­ют­ся с ве­ли­чай­шим тру­дом. На­руб­лен­ных дров не про­да­ют, а от­во­дят де­ре­вья на кор­ню, предо­став­ляя по­ку­па­те­лям ру­бить их сво­и­ми сред­ства­ми. Са­ми мы по от­сут­ствию сно­ров­ки к это­му со­вер­шен­но не спо­соб­ны, а кре­стьяне за день­ги ру­бить не на­ни­ма­ют­ся. При­шлось из сво­их неболь­ших за­па­сов рас­пла­чи­вать­ся кар­тош­кой и ста­ры­ми шта­на­ми, ко­то­рые в преж­нее вре­мя стыд­но бы­ло бы по­дать ни­ще­му. Бе­рут по ме­ре кар­то­фе­ля за са­жень, то есть по до­во­ен­ным це­нам два­дцать ко­пе­ек. Так де­ше­во то­гда ни­кто не стал бы ра­бо­тать, но при на­сто­я­щих це­нах на про­дук­ты это очень до­ро­го. В кон­це кон­цов дро­ва на­ре­за­ли. Те­перь за­да­ча, как их пе­ре­вез­ти. Все вре­мя, сво­бод­ное от этих хо­зяй­ствен­ных за­бот, от­да­но за­ня­ти­ям, ко­то­рые идут до­воль­но успеш­но. В Москве за всю осень не при­шлось ни­че­го сде­лать, но здесь я по­ря­доч­но на­пи­сал для кур­са и под­го­то­вил ма­те­ри­а­лы для даль­ней­ших ра­бот...»[12] 3 ап­ре­ля 1920 го­да Иван Ва­си­лье­вич пи­сал ему: «Ес­ли бы мож­но бы­ло, я с боль­шим удо­воль­стви­ем остал­ся бы здесь и на ле­то. Это бы­ло бы очень по­лез­но не толь­ко для мо­е­го здо­ро­вья, но и для хо­зяй­ства, ко­то­рое я пред­по­ла­гаю рас­ши­рить. Бе­ру се­бе зем­лю для вто­ро­го ого­ро­да. Не прочь был бы взять од­ну де­ся­ти­ну и в по­ле, чтобы по­се­ять ов­са и кор­мо­вой свек­лы, но у ме­ня нет ни ло­ша­ди, ни зем­ле­дель­че­ско­го ин­вен­та­ря, а зем­ли без­ло­шад­ным у нас не да­ют. Во вся­ком слу­чае, вновь устра­и­ва­е­мый ого­род на­до бу­дет раз­ра­ба­ты­вать, а для это­го нуж­но мое лич­ное при­сут­ствие, по­то­му что без ме­ня в хо­зяй­стве все идет очень вя­ло... В Гжат­ске, в Вязь­ме и бо­лее глу­хих уезд­ных го­ро­дах на­шей гу­бер­нии сви­реп­ству­ет тиф... Свое пись­мо Вы за­кан­чи­ва­е­те мрач­ны­ми опа­се­ни­я­ми и вы­ра­же­ни­ем без­на­деж­ных чувств. Ко­неч­но, жизнь на­ша пол­на бед­ствий и не су­лит по­ка ни­че­го хо­ро­ше­го. Но все же бу­дем на­де­ять­ся на Бо­га. Ду­ша успо­ка­и­ва­ет­ся, ко­гда от­дал се­бя на Его во­лю»[13]. В фев­ра­ле 1920 го­да Иван Ва­си­лье­вич пи­сал про­фес­со­ру Пет­ро­град­ской Ду­хов­ной ака­де­мии Ни­ко­лаю Глу­бо­ков­ско­му: «Участь Ва­шей Ака­де­мии ожи­да­ет и на­шу. Я уве­рен, что в бу­ду­щем го­ду она функ­ци­о­ни­ро­вать не бу­дет. Из зда­ний нас по­сте­пен­но вы­тес­ня­ют, а де­нег на со­дер­жа­ние Ака­де­мии у Церк­ви нет. Это очень горь­ко. Я ду­маю не о сво­ей лич­ной судь­бе: мы все, ко­неч­но, где-ни­будь при­стро­им­ся и най­дем се­бе ку­сок хле­ба... Нет. Не лич­ная судь­ба, а ги­бель учре­жде­ния, ко­то­рое лю­бил и ко­то­ро­му доб­ро­со­вест­но слу­жил 26 лет, — вот что угне­та­ет. А за­тем, хо­те­лось бы офор­мить все сде­лан­ное за чет­верть ве­ка и из­дать в ви­де уче­но­го и по­дроб­но­го кур­са... мои кон­спек­ты. Но как это сде­лать вда­ли от биб­лио­те­ки и при от­сут­ствии необ­хо­ди­мо­го до­су­га...»[14] По­сле за­кры­тия в 1920 го­ду Ду­хов­ной ака­де­мии Иван Ва­си­лье­вич про­дол­жал до 1923 го­да пре­по­да­вать в Мос­ков­ском уни­вер­си­те­те на ка­фед­ре фило­со­фии древ­них ве­ков. В свя­зи с об­нов­лен­че­ским рас­ко­лом, воз­ник­шим в 1922 го­ду, и с тем, что часть ар­хи­ере­ев вер­ну­лась в пра­во­сла­вие, а часть оста­лась в об­нов­лен­че­стве, неко­то­ры­ми цер­ков­ны­ми людь­ми ста­ли со­став­лять­ся спис­ки ар­хи­ере­ев — пра­во­слав­ных и на­хо­дя­щих­ся в об­нов­лен­че­ском рас­ко­ле. Иван Ва­си­лье­вич по­про­сил до­стать ему та­кой спи­сок сво­е­го бли­жай­ше­го уче­ни­ка, за­ни­мав­ше­го­ся под его ру­ко­вод­ством цер­ков­ной ис­то­ри­ей и па­тро­ло­ги­ей, Ан­то­ния Тье­ва­ра[15]. Спи­сок этот ока­зал­ся да­ле­ко не по­лон, и Иван Ва­си­лье­вич, как че­ло­век, хо­ро­шо знав­ший цер­ков­ную жизнь, стал его до­пол­нять. Весь­ма важ­ным для та­ко­го спис­ка бы­ло и на­сто­я­щее по­ло­же­ние епи­ско­па­та, то есть на­хо­дят­ся ли ар­хи­ереи на ка­фед­ре или они от­прав­ле­ны в тюрь­мы и ссыл­ки. С этой це­лью Иван Ва­си­лье­вич до­ба­вил к нему от­дель­ную гра­фу. Со­став­ле­ние та­ко­го спис­ка бы­ло тем бо­лее необ­хо­ди­мо, что, по све­де­ни­ям, до­шед­шим до Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на, на 1925 год на­ме­ча­лось со­звать Со­бор всех Пра­во­слав­ных Во­сточ­ных Церк­вей. Иван Ва­си­лье­вич по­зна­ко­мил с этим спис­ком Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на и спро­сил его, воз­мож­но ли уточ­не­ние фа­ми­лий ар­хи­ере­ев, на что Пат­ри­арх от­ве­тил, что на па­мять их не зна­ет, и бла­го­сло­вил Ива­на Ва­си­лье­ви­ча ра­бо­тать над пол­ным спис­ком ка­но­ни­че­ских ар­хи­ере­ев Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви. Пред­по­ла­га­лось, что ес­ли Со­бор со­сто­ит­ся и на него бу­дут при­гла­ше­ны пред­ста­ви­те­ли Рус­ской Церк­ви, то Иван Ва­си­лье­вич бу­дет от­прав­лен ту­да де­ле­га­том. При со­став­ле­нии спис­ка ка­но­ни­че­ских ар­хи­ере­ев Ива­ну Ва­си­лье­ви­чу при­хо­ди­лось по­сто­ян­но кон­суль­ти­ро­вать­ся с мит­ро­по­ли­том Кру­тиц­ким Пет­ром (По­лян­ским). В 1923 го­ду Иван Ва­си­лье­вич стал хло­по­тать о по­лу­че­нии ви­зы, чтобы вы­ехать для ле­че­ния в Че­хо­сло­ва­кию, но хло­по­ты ока­за­лись без­ре­зуль­тат­ны­ми. В том же го­ду Пат­ри­арх Ти­хон по­ру­чил од­но­му из сво­их со­труд­ни­ков пе­ре­дать за гра­ни­цу указ о на­зна­че­нии мит­ро­по­ли­та Пла­то­на (Рож­де­ствен­ско­го) управ­ля­ю­щим Се­ве­ро-Аме­ри­кан­ски­ми при­хо­да­ми. У то­го, од­на­ко, не бы­ло воз­мож­но­сти это осу­ще­ствить, и он об­ра­тил­ся за по­мо­щью к Ива­ну Ва­си­лье­ви­чу, ко­то­рый в свою оче­редь об­ра­тил­ся к зна­ко­мо­му со­труд­ни­ку Че­хо­сло­вац­кой мис­сии с прось­бой пе­ре­слать пись­мо и указ Пат­ри­ар­ха про­фес­со­ру Нов­го­род­це­ву, чтобы тот пе­ре­слал его в Аме­ри­ку. Со­труд­ник мис­сии по­на­ча­лу от­ка­зал­ся, ска­зав, что в по­ли­ти­че­ские де­ла они не вме­ши­ва­ют­ся, но по­сколь­ку Иван Ва­си­лье­вич на­ста­и­вал, тот по­про­сил раз­ре­ше­ния про­чи­тать пе­ре­сы­ла­е­мый до­ку­мент, а про­чи­тав и уви­дев, что это все­го лишь офи­ци­аль­ный указ, со­гла­сил­ся его пе­ре­слать. 10 де­каб­ря 1924 го­да Иван Ва­си­лье­вич был аре­сто­ван и за­клю­чен в тюрь­му ОГПУ в Москве. С это­го вре­ме­ни за­кон­чи­лась его де­я­тель­ность на по­при­ще изу­че­ния цер­ков­ной ис­то­рии и пре­по­да­ва­ния па­тро­ло­гии, он сам стал участ­ни­ком этой ис­то­рии и на сво­ем лич­ном при­ме­ре дол­жен был по­ка­зать тот об­раз хри­сти­а­ни­на, ко­им про­сла­ви­лись и про­си­я­ли свя­тые от­цы и учи­те­ля Церк­ви. Сра­зу же по­сле аре­ста его до­про­сил на­чаль­ник 6-го от­де­ле­ния сек­рет­но­го от­де­ла ОГПУ Туч­ков. — Что вы мо­же­те по­ка­зать о спис­ках ар­хи­ере­ев, со­став­лен­ных с це­лью уче­та вы­слан­ных и за­клю­чен­ных со­вет­ской вла­стью? — Спис­ки в од­ном эк­зем­пля­ре я по­лу­чил от ли­ца, на­звать ко­то­рое не же­лаю. Спис­ки бы­ли на­пи­са­ны от ру­ки чер­ни­ла­ми на ли­сте бу­ма­ги. По­лу­чил я эти спис­ки с ме­сяц то­му на­зад. — Где вы по­лу­ча­ли спис­ки? — По­лу­чил я их на сво­ей квар­ти­ре, про­дер­жав их неде­ли две, пе­ре­дал дру­го­му ли­цу — фа­ми­лию ко­то­ро­го на­звать так­же не же­лаю. — Ко­му вы по­ка­зы­ва­ли эти спис­ки и на ка­кой пред­мет? — Спис­ков я не по­ка­зы­вал, а толь­ко один раз при­хо­дил к Пат­ри­ар­ху Ти­хо­ну осве­до­мить­ся о неко­то­рых епи­ско­пах, об их фа­ми­ли­ях. — Что вам на это от­ве­тил Пат­ри­арх Ти­хон? — Он от­ве­тил, что фа­ми­лий этих епи­ско­пов он не зна­ет. — О ка­ких имен­но епи­ско­пах вы ин­те­ре­со­ва­лись у Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на? — Те­перь не при­пом­ню. — Как ча­сто и по ка­ко­му по­во­ду вы бы­ва­е­те в Че­хо­сло­вац­кой мис­сии? — В Че­хо­сло­вац­кой мис­сии в те­че­ние ле­та я был несколь­ко раз, по­след­нее мое по­се­ще­ние со­сто­я­лось в но­яб­ре се­го го­да. Хо­дил я ту­да по сво­е­му лич­но­му де­лу — по по­во­ду по­лу­че­ния ви­зы на ле­че­ние в Карлс­ба­де. — Вел­ся ли у вас раз­го­вор с Че­хо­сло­вац­кой мис­си­ей о вы­ше­упо­мя­ну­тых спис­ках? — Та­ко­го раз­го­во­ра не ве­лось. — Вел­ся ли раз­го­вор об этих спис­ках с граж­да­ни­ном Тье­ва­ром? — Раз­го­вор с Тье­ва­ром об этих спис­ках был, но не в спе­ци­аль­ной по это­му по­во­ду бе­се­де. — Сколь­ко раз вы с Тье­ва­ром го­во­ри­ли об этих спис­ках? — Воз­мож­но, несколь­ко раз. — Да­ва­ли ли вы Тье­ва­ру по­ру­че­ния о до­пол­не­нии спис­ков и их уточ­не­нии? — Воз­мож­но, и да­вал, но точ­но не пом­ню. — По­сы­ла­ли ли вы пись­мо мит­ро­по­ли­ту Пет­ру с прось­бой дать вам све­де­ния о епи­ско­па­те? — Да, по­сы­лал, но от­ве­та не по­лу­чал. Сле­до­ва­тель по­про­сил про­фес­со­ра из­ло­жить свою по­зи­цию от­но­си­тель­но со­вет­ской вла­сти. Иван Ва­си­лье­вич от­ве­тил: «Я, как хри­сти­а­нин, не со­чув­ствую в совре­мен­ном по­ряд­ке ве­щей ан­ти­ре­ли­ги­оз­но­му и амо­раль­но­му укло­ну; по­след­ний, мо­жет, от­ча­сти вы­те­ка­ет из пер­во­го. Кро­ме это­го, в со­вет­ском го­су­дар­стве мне не нра­вит­ся от­сут­ствие неко­то­рых ин­сти­ту­тов, име­ю­щих­ся в дру­гих го­су­дар­ствах, как-то: сво­бо­ды сло­ва, непри­кос­но­вен­но­сти лич­но­сти и так да­лее; во­об­ще, я прин­ци­пи­аль­ный про­тив­ник ка­кой бы то ни бы­ло дик­та­ту­ры. Я счи­таю, что для раз­ре­ше­ния со­ци­аль­ных про­блем ме­тод эво­лю­ции пред­по­чти­те­лен ме­то­ду ре­во­лю­ции и что за­да­чи со­ци­а­ли­сти­че­ской ре­во­лю­ции бы­ли бы вер­нее раз­ре­ше­ны пер­вым пу­тем. В об­щем же я без­услов­но под­чи­ня­юсь со­вет­ской вла­сти»[16]. Объ­яс­няя, ка­ким об­ра­зом ве­лась ра­бо­та над уточ­не­ни­я­ми све­де­ний, ка­са­ю­щих­ся совре­мен­но­го по­ло­же­ния ар­хи­ере­ев, Иван Ва­си­лье­вич ска­зал: «Я имею ос­но­ва­ние ду­мать, что ес­ли бы во­прос о под­го­тов­ке встал бы пе­ред Пат­ри­ар­хом, то об­ра­ти­лись бы и ко мне, как к од­но­му из немно­гих остав­ших­ся в жи­вых про­фес­со­ров ака­де­мии. Мне ка­за­лось, что для ра­бо­ты Со­бо­ра по лик­ви­да­ции об­нов­лен­че­ско­го рас­ко­ла и ин­фор­ма­ции его же о вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях Церк­ви и го­су­дар­ства та­кой спи­сок мог быть по­ле­зен. Для со­став­ле­ния све­де­ний по су­ще­ству по­след­ней гра­фы, а так­же для по­лу­че­ния све­де­ний в це­лях по­пол­не­ния и по­пра­вок спис­ка во­об­ще, я об­ра­щал­ся к неко­то­рым зна­ко­мым, в том чис­ле к Ан­то­ну Мак­си­мо­ви­чу Тье­ва­ру, мо­е­му быв­ше­му уче­ни­ку, ко­то­ро­го я знал как пре­дан­но­го де­лу Церк­ви, ин­те­ре­су­ю­ще­го­ся те­ку­щей цер­ков­ной жиз­нью и бо­го­слов­ской на­у­кой... Тье­ва­ра я про­сил по­со­би­рать, при слу­чае, све­де­ния по су­ще­ству спис­ка, что по­след­ним бы­ло ис­пол­не­но в очень неболь­шой сте­пе­ни и огра­ни­чи­ва­лось пе­ре­да­чей нуж­ных све­де­ний на сло­вах. Глав­ным об­ра­зом спи­сок со­став­лял­ся толь­ко мной, по лич­ным све­де­ни­ям, из прес­сы, в по­ряд­ке част­ной ин­фор­ма­ции от неко­то­рых лиц, при­пом­нить ко­то­рых за­труд­ня­юсь, так как све­де­ния эти сла­га­лись у ме­ня в го­ло­ве в те­че­ние несколь­ких лет...»[17] В кон­це де­каб­ря 1924 го­да сле­до­ва­тель вновь до­про­сил про­фес­со­ра и сре­ди про­че­го спро­сил: — Что вы го­во­ри­ли... от­но­си­тель­но спо­со­ба пе­ре­сыл­ки спис­ков на Все­лен­ский Со­бор? — Я пред­по­ла­гал, что ме­ня мо­жет ко­ман­ди­ро­вать Пат­ри­арх на Все­лен­ский Со­бор в ка­че­стве спе­ци­а­ли­ста бо­го­сло­ва и эти спис­ки мне бы­ли бы в ка­че­стве ма­те­ри­а­лов, фор­ма ис­поль­зо­ва­ния их для ме­ня бы­ла не яс­на. Ес­ли бы ин­те­ре­сы Церк­ви то­го по­тре­бо­ва­ли, я бы на Все­лен­ском Со­бо­ре огла­сил спис­ки пол­но­стью. — Со­об­щи­те фа­ми­лию ли­ца, ко­то­ро­му вы пе­ре­да­ли на со­хра­не­ние спис­ки? — Нет, не ска­жу. По­сле неко­то­ро­го пе­ре­ры­ва, уже по­сле смер­ти Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на, ко­гда Ме­сто­блю­сти­те­лем Пат­ри­ар­ше­го пре­сто­ла стал мит­ро­по­лит Кру­тиц­кий Петр (По­лян­ский), в кон­це ап­ре­ля 1925 го­да до­про­сы воз­об­но­ви­лись. — Вы смо­же­те по­ру­чить­ся, что со­став­лен­ные ва­ми спис­ки пра­виль­ны? — спро­сил сле­до­ва­тель Ива­на Ва­си­лье­ви­ча. — Нет, по­ру­чить­ся не мо­гу, так как спис­ки мною не за­кон­че­ны. Мое на­ме­ре­ние бы­ло со­ста­вить их как мож­но точ­нее. Это бы­ло необ­хо­ди­мо, чтобы не вве­сти в за­блуж­де­ние Все­лен­ский Со­бор. — Со­зна­е­те вы то, что, ду­мая огла­шать за гра­ни­цей спис­ки епи­ско­па­та, под­чер­ки­вая в спис­ке епи­ско­пов аре­сто­ван­ных, со­слан­ных со­вет­ской вла­стью, не да­вая объ­яс­не­ний, по­че­му это про­изо­шло, вы тем са­мым вы­зы­ва­ли враж­деб­ное от­но­ше­ние к со­вет­ской вла­сти со сто­ро­ны ка­пи­та­ли­сти­че­ских го­су­дарств? — Я это ду­мал де­лать в ин­те­ре­сах Церк­ви; как это мог­ли ис­тол­ко­вать граж­дан­ские вла­сти ка­пи­та­ли­сти­че­ских го­су­дарств, это ме­ня не ка­са­лось. Я лич­но ду­маю, что офи­ци­аль­ные ак­ты пра­ви­тель­ства, су­деб­ные и дру­гие, ком­про­ме­ти­ро­вать власть не мо­гут. Я ду­маю, что за­кон не на­ла­га­ет обя­зан­но­сти на граж­дан умал­чи­вать об этих ак­тах. 27 ап­ре­ля Ива­ну Ва­си­лье­ви­чу бы­ло предъ­яв­ле­но об­ви­не­ние в «сно­ше­ни­ях с пред­ста­ви­те­ля­ми ино­стран­ных го­су­дарств с це­лью вы­зо­ва со сто­ро­ны по­след­них ин­тер­вен­ции по от­но­ше­нию к со­вет­ской вла­сти, для ка­ко­вой це­ли По­по­вым да­ва­лась по­след­ним яв­но лож­ная и непра­виль­ная ин­фор­ма­ция о го­не­ни­ях... Церк­ви и епи­ско­па­та»[18]. На обо­ро­те ли­ста с об­ви­ни­тель­ным за­клю­че­ни­ем Иван Ва­си­лье­вич на­пи­сал: «С фор­му­ли­ров­кой об­ви­не­ния не со­гла­сен. Воз­ра­же­ния свои из­ло­жу по­сле то­го, как мне да­на бу­дет воз­мож­ность про­честь фор­му­ли­ров­ку предъ­яв­лен­ных ста­тей в ко­дек­се за­ко­нов»[19]. 19 июня 1925 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при Кол­ле­гии ОГПУ при­го­во­ри­ло Ива­на Ва­си­лье­ви­ча к трем го­дам за­клю­че­ния, и он был от­прав­лен в Со­ло­вец­кий конц­ла­герь. Ту­да же был от­прав­лен и его уче­ник Ан­то­ний Тье­вар. Сви­де­тель пре­бы­ва­ния Ива­на Ва­си­лье­ви­ча на Со­лов­ках про­то­и­е­рей Ми­ха­ил Поль­ский пи­сал о нем: «Иван Ва­си­лье­вич был учи­те­лем шко­лы гра­мот­но­сти при Со­ло­вец­ком ла­ге­ре... Го­во­рить об уче­но-бо­го­слов­ской ра­бо­те Ива­на Ва­си­лье­ви­ча По­по­ва — осо­бая от­дель­ная за­да­ча. Во вся­ком слу­чае, в Рос­сии па­тро­ло­гия, как на­у­ка, впер­вые со­зда­на им... Ха­рак­те­ри­зуя его уче­ность, ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он (Тро­иц­кий) го­во­рил: “Ес­ли бы, от­цы и бра­тия, все на­ши с ва­ми зна­ния сло­жить вме­сте, то это бу­дет ни­что пред зна­ни­я­ми Ива­на Ва­си­лье­ви­ча”»[20]. Про­фес­сор Иван Ва­си­лье­вич По­пов был ав­то­ром тек­ста об­ра­ще­ния пра­во­слав­ных епи­ско­пов к пра­ви­тель­ству СССР, из­вест­но­го как «Па­мят­ная за­пис­ка со­ло­вец­ких епи­ско­пов», ко­то­рое бы­ло при­ня­то все­ми за­клю­чен­ны­ми в Со­ло­вец­ком конц­ла­ге­ре ар­хи­ере­я­ми. В этом об­ра­ще­нии по­дроб­но опи­сы­ва­лись идей­ные раз­ли­чия меж­ду идео­ло­ги­ей ком­му­низ­ма, при­ня­той со­вет­ской вла­стью за го­судар­ствен­ную док­три­ну, и цер­ков­ным ми­ро­воз­зре­ни­ем и ка­ко­вы сло­жив­ши­е­ся на тот мо­мент от­но­ше­ния меж­ду Цер­ко­вью и го­су­дар­ством; в нем от­ме­ча­лись об­щие прин­ци­пы вза­и­мо­от­но­ше­ний меж­ду Цер­ко­вью и го­су­дар­ством, ос­но­ван­ные на при­зна­нии за­ко­на об от­де­ле­нии Церк­ви от го­су­дар­ства. В этом об­ра­ще­нии, в част­но­сти, го­во­ри­лось: «Пра­во­слав­ная Цер­ковь не мо­жет по при­ме­ру об­нов­лен­цев за­сви­де­тель­ство­вать, что ре­ли­гия в пре­де­лах СССР не под­вер­га­ет­ся ни­ка­ким стес­не­ни­ям и что нет дру­гой стра­ны, в ко­то­рой она бы поль­зо­ва­лась пол­ной сво­бо­дой. Она не ска­жет вслух все­го ми­ра этой по­зор­ной лжи, ко­то­рая мо­жет быть вну­ше­на толь­ко или ли­це­ме­ри­ем, или сер­ви­лиз­мом, или пол­ным рав­но­ду­ши­ем к судь­бам ре­ли­гии, за­слу­жи­ва­ю­щим без­гра­нич­но­го осуж­де­ния в ее слу­жи­те­лях... Свое соб­ствен­ное от­но­ше­ние к го­судар­ствен­ной вла­сти Цер­ковь ос­но­вы­ва­ет на пол­ном и по­сле­до­ва­тель­ном про­ве­де­нии в жизнь прин­ци­па раз­дель­но­сти Церк­ви и го­су­дар­ства. Она не стре­мит­ся к нис­про­вер­же­нию су­ще­ству­ю­ще­го по­ряд­ка и не при­ни­ма­ет уча­стия в де­я­ни­ях, на­прав­лен­ных к этой це­ли; она ни­ко­гда не при­зы­ва­ет к ору­жию и по­ли­ти­че­ской борь­бе; она по­ви­ну­ет­ся всем за­ко­нам и рас­по­ря­же­ни­ям граж­дан­ско­го ха­рак­те­ра, но она же­ла­ет со­хра­нить в пол­ной ме­ре свою ду­хов­ную сво­бо­ду и неза­ви­си­мость, предо­став­лен­ные ей кон­сти­ту­ци­ей, и не мо­жет стать слу­гой го­су­дар­ства... В Рес­пуб­ли­ке вся­кий граж­да­нин, не по­ра­жен­ный в по­ли­ти­че­ских пра­вах, при­зы­ва­ет­ся к уча­стию в за­ко­но­да­тель­стве и управ­ле­нии стра­ной, в ор­га­ни­за­ции пра­ви­тель­ства и вли­я­нию, в за­ко­ном уста­нов­лен­ной фор­ме, на его со­став... Цер­ковь вторг­лась бы в граж­дан­ское управ­ле­ние, ес­ли бы, от­ка­зав­шись от от­кры­то­го об­суж­де­ния во­про­сов по­ли­ти­че­ских, ста­ла вли­ять на на­прав­ле­ние дел пу­тем пас­тыр­ско­го воз­дей­ствия на от­дель­ных лиц, вну­шая им ли­бо пол­ное укло­не­ние от по­ли­ти­че­ской де­я­тель­но­сти, ли­бо опре­де­лен­ную про­грам­му та­ко­вой, при­зы­вая к вступ­ле­нию в од­ни по­ли­ти­че­ские пар­тии и к борь­бе с дру­ги­ми. У каж­до­го ве­ру­ю­ще­го есть свой ум и своя со­весть, ко­то­рые долж­ны ука­зы­вать ему наи­луч­ший путь к устро­е­нию го­су­дар­ства. От­нюдь не от­ка­зы­вая во­про­ша­ю­щим в ре­ли­ги­оз­ной оцен­ке ме­ро­при­я­тий, стал­ки­ва­ю­щих­ся с хри­сти­ан­ским ве­ро­уче­ни­ем, нрав­ствен­но­стью и дис­ци­пли­ной, в во­про­сах чи­сто по­ли­ти­че­ских и граж­дан­ских Цер­ковь не свя­зы­ва­ет их сво­бо­ды, вну­шая им лишь об­щие прин­ци­пы нрав­ствен­но­сти, при­зы­вая их доб­ро­со­вест­но вы­пол­нять свои обя­зан­но­сти, дей­ство­вать в ин­те­ре­сах об­ще­го бла­га, не с ма­ло­душ­ной це­лью уго­ждать си­ле, а по со­зна­нию спра­вед­ли­во­сти и об­ще­ствен­ной поль­зы... Ес­ли пред­ло­же­ния Церк­ви бу­дут при­зна­ны при­ем­ле­мы­ми, она воз­ра­ду­ет­ся о прав­де тех, от ко­го это бу­дет за­ви­сеть. Ес­ли хо­да­тай­ство бу­дет от­кло­не­но, она го­то­ва на ма­те­ри­аль­ные ли­ше­ния, ко­то­рым под­вер­га­ет­ся, встре­тит это спо­кой­но, па­мя­туя, что не в це­ло­сти внеш­ней ор­га­ни­за­ции за­клю­ча­ет­ся ее си­ла, а в еди­не­нии ве­ры и люб­ви пре­дан­ных ей чад ее, наи­па­че же воз­ла­га­ет свое упо­ва­ние на необо­ри­мую мощь ее Бо­же­ствен­но­го Ос­но­ва­те­ля и на Его обе­то­ва­ние о неодо­ли­мо­сти Его Со­зда­ния»[21]. Про­то­и­е­рей Ми­ха­ил Поль­ский, вспо­ми­ная, как об­суж­да­лось и при­ни­ма­лось это об­ра­ще­ние к пра­ви­тель­ству, пи­сал: «В день от­да­ния Пас­хи, 26 мая 1926 го­да, в мо­на­стыр­ском крем­ле Со­ло­вец­ко­го ост­ро­ва, в про­дук­то­вом скла­де ла­ге­ря за­клю­чен­ных, со­бра­лись по воз­мож­но­сти все за­клю­чен­ные здесь епи­ско­пы для за­слу­ша­ния до­кла­да дру­го­го уз­ни­ка, про­фес­со­ра Мос­ков­ской Ду­хов­ной ака­де­мии Ива­на Ва­си­лье­ви­ча По­по­ва. Скла­дом про­дук­тов и их раз­да­чей за­клю­чен­ным за­ве­до­вал игу­мен из Ка­за­ни отец Пи­ти­рим Кры­лов, имев­ший груп­пу со­труд­ни­ков из ду­хо­вен­ства... Отец Пи­ти­рим предо­ста­вил епи­ско­пам свое по­ме­ще­ние для сек­рет­но­го со­ве­ща­ния, ко­то­рое и при­ня­ло так на­зы­ва­е­мую “Па­мят­ную за­пис­ку со­ло­вец­ких епи­ско­пов”, долж­ную быть пред­став­лен­ной на усмот­ре­ние пра­ви­тель­ства... Иван Ва­си­лье­вич По­пов, бла­го­че­сти­вый ста­рец-ас­кет, про­фес­сор свя­то­оте­че­ской ли­те­ра­ту­ры, ав­тор цен­ней­ших пе­чат­ных тру­дов, при со­став­ле­нии “За­пис­ки” ру­ко­во­дил­ся ука­за­ни­я­ми стар­ше­го сре­ди ар­хи­ере­ев на Со­лов­ках ар­хи­епи­ско­па Ев­ге­ния[22]. С ним он по пре­иму­ще­ству со­ве­щал­ся, но до об­ще­го со­бра­ния епи­ско­пов чи­тал “За­пис­ку” и неболь­шой груп­пе епи­ско­пов и ду­хо­вен­ства, под­вер­гая ее мно­го­сто­рон­ней кри­ти­ке...»[23] 4 но­яб­ря 1927 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при Кол­ле­гии ОГПУ при­го­во­ри­ло Ива­на Ва­си­лье­ви­ча к трем го­дам ссыл­ки, и он был от­прав­лен в ссыл­ку на ре­ку Обь под Сур­гут. «Пер­вое вре­мя, — пи­сал о нем про­то­и­е­рей Ми­ха­ил, — квар­тир­ные усло­вия бы­ли пло­хие и он не имел воз­мож­но­сти за­ни­мать­ся сво­и­ми уче­ны­ми тру­да­ми, а со­би­рал и су­шил гри­бы, ко­то­рые по­сы­лал сво­им дру­зьям в центр Рос­сии, от­ку­да по­лу­чал по­сыл­ки. Через несколь­ко ме­ся­цев он был пе­ре­ве­ден в дру­гое ме­сто, и там ему бы­ло луч­ше жить. С ним жил ссыль­ный епи­скоп Онуф­рий[24], от­но­сив­ший­ся к нему с осо­бен­ной лю­бо­вью. Здесь Иван Ва­си­лье­вич тру­дил­ся над со­чи­не­ни­ем о свя­ти­те­ле Гри­го­рии Нис­ском»[25]. На­хо­дясь в ссыл­ке, Иван Ва­си­лье­вич на­ла­дил пе­ре­пис­ку с на­хо­див­шим­ся в этих же ме­стах Ме­сто­блю­сти­те­лем Пат­ри­ар­ше­го пре­сто­ла мит­ро­по­ли­том Пет­ром (По­лян­ским), ко­то­ро­го он дав­но и хо­ро­шо знал. Через Ива­на Ва­си­лье­ви­ча за­ме­сти­тель Ме­сто­блю­сти­те­ля мит­ро­по­лит Сер­гий (Стра­го­род­ский) по­сы­лал день­ги для мит­ро­по­ли­та Пет­ра. Пе­ре­сы­лая их, Иван Ва­си­лье­вич ни­ко­гда не го­во­рил, от ко­го эти день­ги, но од­на­жды все же на­пи­сал, что эти де­неж­ные пе­ре­во­ды от мит­ро­по­ли­та Сер­гия. Узнав об этом, Ме­сто­блю­сти­тель не счел воз­мож­ным по­лу­чать по­мощь от сво­е­го за­ме­сти­те­ля через по­сред­ни­ка и от­пи­сал Ива­ну Ва­си­лье­ви­чу, чтобы тот со­об­щил мит­ро­по­ли­ту Сер­гию, что де­нег при­сы­лать боль­ше не нуж­но, он ни в чем не нуж­да­ет­ся. 11 де­каб­ря 1930 го­да ис­тек срок ссыл­ки, но Ива­ну Ва­си­лье­ви­чу вы­ехать из Си­би­ри не раз­ре­ши­ли. В кон­це де­каб­ря про­тив него бы­ло воз­буж­де­но но­вое де­ло, и 8 фев­ра­ля 1931 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при Кол­ле­гии ОГПУ при­го­во­ри­ло Ива­на Ва­си­лье­ви­ча к ли­ше­нию пра­ва про­жи­ва­ния в ря­де об­ла­стей и кра­ев Рос­сии, с при­креп­ле­ни­ем к опре­де­лен­но­му ме­сту жи­тель­ства сро­ком на три го­да. В тот же день он был вновь аре­сто­ван и за­клю­чен в тюрь­му в Сур­гу­те по об­ви­не­нию в про­ве­де­нии ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции. «По­ка я си­дел в Сур­гут­ском арест­ном до­ме, — пи­сал Иван Ва­си­лье­вич, — в Сур­гу­те бы­ла аре­сто­ва­на груп­па кре­стьян-пе­ре­се­лен­цев с об­ви­не­ни­ем по ста­тье 58, пункт 11 (ор­га­ни­за­ция... с це­лью свер­же­ния со­вет­ской вла­сти в Сур­гу­те), к ко­то­рой я был при­чис­лен... С ни­ми в мар­те был от­прав­лен в то­боль­скую тюрь­му; все ле­то шло след­ствие, в кон­це сен­тяб­ря оно бы­ло за­кон­че­но, и неде­ли через две я был осво­бож­ден из тюрь­мы и по­лу­чил три го­да ссыл­ки в Са­ма­ро­во То­боль­ской об­ла­сти...» А за­тем он был пе­ре­ве­ден в се­ло Ре­по­ло­во Тю­мен­ской об­ла­сти. По­сле опуб­ли­ко­ва­ния в 1927 го­ду де­кла­ра­ции мит­ро­по­ли­та Сер­гия (Стра­го­род­ско­го) го­не­ния на Цер­ковь не толь­ко не умень­ши­лись, но еще бо­лее уже­сто­чи­лись, и у мно­гих цер­ков­ных лю­дей оста­лось горь­кое чув­ство на­прас­но­сти этой жерт­вы, и со вре­ме­нем это пуб­лич­ное за­яв­ле­ние ста­ло вос­при­ни­мать­ся как ли­це­ме­рие, вы­нуж­ден­ное не столь­ко цер­ков­ны­ми со­об­ра­же­ни­я­ми, сколь­ко со­об­ра­же­ни­я­ми лич­ны­ми. На­хо­ди­лись, од­на­ко, лю­ди, ко­то­рые все­це­ло раз­де­ля­ли необ­хо­ди­мость на­пи­са­ния по­доб­ной де­кла­ра­ции и счи­та­ли, что нуж­но ид­ти на лю­бые уни­же­ния и ложь ра­ди физи­че­ско­го со­хра­не­ния цер­ков­ной ор­га­ни­за­ции. Быв­ший сек­ре­тарь Свя­тей­ше­го Си­но­да Ми­ха­ил Гре­бин­ский, хо­ро­шо знав­ший мит­ро­по­ли­та Сер­гия и про­фес­со­ра Ива­на Ва­си­лье­ви­ча По­по­ва, пи­сал по­след­не­му, что он со­вер­шен­но и без­ого­во­роч­но со­гла­сен с де­кла­ра­ци­ей, так как, бла­го­да­ря ей, Цер­ковь по­лу­ча­ет воз­мож­ность со­хра­нить­ся физи­че­ски. Но для Ива­на Ва­си­лье­ви­ча та­кая по­зи­ция бы­ла непри­ем­ле­ма, и он от­ве­тил Гре­бин­ско­му до­воль­но рез­ко, на­пи­сав: «Его по­сту­пок неиз­ви­ни­те­лен, и его не мо­гут оправ­дать ни­ка­кие вы­го­ды. Его по­зор­ная и бес­стыд­ная ложь, яв­ная для вся­кой тум­бы, ко­то­рая тор­чит на ули­це, на­но­сит та­кой мо­раль­ный ущерб са­мо­му су­ще­ству де­ла, ко­то­рый не мо­жет быть воз­на­граж­ден ни­ка­ки­ми внеш­ни­ми при­об­ре­те­ни­я­ми. Осла­ба, про ко­то­рую вы пи­ше­те, во-пер­вых, со­вер­шен­но ни­чтож­на по срав­не­нию с на­не­сен­ным вре­дом, и во-вто­рых, яви­лась “не по­то­му”, а “несмот­ря на то”. Я не знаю, в ка­кую фор­му вы­льет­ся моя оп­по­зи­ция, но во­прос об от­но­ше­нии к С. для ме­ня со­вер­шен­но ясен. Это — Сар­зиз[26], со­участ­ник и по­соб­ник»[27]. Хо­тя это пись­мо бы­ло лич­ным, Гре­бин­ский сде­лал из него в несколь­ких эк­зем­пля­рах вы­пис­ки и стал их рас­сы­лать лю­дям, не со­глас­ным с по­зи­ци­ей Ива­на Ва­си­лье­ви­ча, — в част­но­сти, он по­слал та­кие вы­пис­ки и мит­ро­по­ли­ту Сер­гию (Стра­го­род­ско­му). Один из эк­зем­пля­ров вы­пис­ки был об­на­ру­жен у Гре­бин­ско­го во вре­мя обыс­ка со­труд­ни­ка­ми ОГПУ, и, хо­тя по вы­пис­ке нель­зя бы­ло по­нять, ко­му при­над­ле­жа­ло пись­мо, Гре­бин­ский рас­ска­зал, что его ав­то­ром яв­ля­ет­ся Иван Ва­си­лье­вич По­пов. Впо­след­ствии сле­до­ва­те­ли весь­ма при­страст­но до­пра­ши­ва­ли Ива­на Ва­си­лье­ви­ча об этом пись­ме. Вер­нув­шись из ссыл­ки в 1934 го­ду, Иван Ва­си­лье­вич по­се­лил­ся в Лю­бер­цах под Моск­вой и вос­ста­но­вил свя­зи с остав­ши­ми­ся в жи­вых уче­ни­ка­ми и зна­ко­мы­ми по ака­де­мии. Встре­чи ча­ще все­го про­ис­хо­ди­ли на квар­ти­ре ар­хи­епи­ско­па Вар­фо­ло­мея (Ре­мо­ва), ко­то­рый при­гла­шал к се­бе ар­хи­ере­ев, при­ез­жав­ших на сес­сии Си­но­да. В июне 1934 го­да Иван Ва­си­лье­вич встре­тил­ся здесь с мит­ро­по­ли­том Ар­се­ни­ем (Стад­ниц­ким) и ар­хи­епи­ско­пом Ни­ко­ла­ем (Доб­ро­нра­во­вым), с ни­ми же он ви­дел­ся и при об­суж­де­нии цер­ков­ных во­про­сов в сен­тяб­ре 1934 го­да. В фев­ра­ле 1935 го­да на од­ной из встреч при­сут­ство­вал мит­ро­по­лит Ана­то­лий (Гри­сюк). По по­ка­за­ни­ям, дан­ным на след­ствии аре­сто­ван­ным ар­хи­епи­ско­пом Вар­фо­ло­ме­ем, на этих встре­чах го­во­ри­лось о том, что Рус­ская Цер­ковь на­хо­дит­ся в крайне тя­же­лом по­ло­же­нии. Ар­хи­епи­скоп Ни­ко­лай (Доб­ро­нра­вов), вы­ска­зы­вая недо­воль­ство по­зи­ци­ей мит­ро­по­ли­та Сер­гия, го­во­рил, что, «вме­сто то­го чтобы, как это по­до­ба­ет гла­ве Церк­ви, за­щи­щать ее ин­те­ре­сы»[28], тот «ве­дет со­гла­ша­тель­скую ли­нию в от­но­ше­нии со­вет­ской вла­сти»[29] и тем са­мым ухуд­ша­ет по­ло­же­ние Церк­ви. Ар­хи­ереи с ним со­гла­си­лись. По од­но­му де­лу с ар­хи­епи­ско­пом Вар­фо­ло­ме­ем в фев­ра­ле 1935 го­да бы­ло аре­сто­ва­но два­дцать два че­ло­ве­ка. 21 фев­ра­ля 1935 го­да Иван Ва­си­лье­вич был аре­сто­ван. 26 фев­ра­ля сле­до­ва­тель до­про­сил про­фес­со­ра. — Где со­сто­я­лась встре­ча с мит­ро­по­ли­том Ар­се­ни­ем в 1934 го­ду? — Я был у него на да­че в Пуш­ки­но. — Я имею в ви­ду дру­гую встре­чу с Ар­се­ни­ем. — Дру­гая встре­ча име­ла ме­сто на квар­ти­ре ар­хи­епи­ско­па Ре­мо­ва во Все­х­свят­ском осе­нью 1934 го­да. — Кто там был еще? — По­ми­мо мит­ро­по­ли­та Ар­се­ния, ар­хи­епи­ско­па Вар­фо­ло­мея и ме­ня, там был еще ар­хи­епи­скоп Ни­ко­лай. — Пред­ше­ство­ва­ла ли этой встре­че пред­ва­ри­тель­ная до­го­во­рен­ность? — Да, пред­ше­ство­ва­ла. — Ка­кие во­про­сы то­гда и в 1935 го­ду на этих встре­чах об­суж­да­лись? — Во­про­сов ни­ка­ких не об­суж­да­лось, бы­ли раз­го­во­ры чи­сто жи­тей­ские. — Вновь на­ста­и­ваю на прав­ди­вых от­ве­тах. Я рас­по­ла­гаю дан­ны­ми, что эти встре­чи бы­ли по сво­е­му ха­рак­те­ру со­ве­ща­ни­я­ми, на ко­то­рых об­суж­да­лось по­ло­же­ние Церк­ви в СССР. — Я это от­ри­цаю. — Как же вы это от­ри­ца­е­те, ко­гда на этих со­ве­ща­ни­ях, участ­ни­ком ко­то­рых вы яв­ля­е­тесь, все­ми при­сут­ству­ю­щи­ми кон­ста­ти­ро­ва­лась ги­бель­ность для Церк­ви ли­нии, про­во­ди­мой мит­ро­по­ли­том Сер­ги­ем. — Я по­вто­ряю, что этих во­про­сов мы не ка­са­лись. На этом до­про­сы бы­ли окон­че­ны. 26 ап­ре­ля 1935 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при НКВД СССР при­го­во­ри­ло Ива­на Ва­си­лье­ви­ча По­по­ва к пя­ти го­дам ссыл­ки в Крас­но­яр­ский край. Во вре­мя обыс­ка со­труд­ни­ки НКВД за­бра­ли у него неко­то­рые пред­ме­ты, не имев­шие от­но­ше­ния к след­ствию, и Иван Ва­си­лье­вич, при­е­хав на ме­сто ссыл­ки в де­рев­ню Во­ло­ков­ское Пи­ров­ско­го рай­о­на Крас­но­яр­ско­го края, 28 но­яб­ря 1935 го­да от­пра­вил за­яв­ле­ние в НКВД, в ко­то­ром пи­сал: «При мо­ем аре­сте 22 фев­ра­ля се­го го­да в мо­ей квар­ти­ре... у ме­ня бы­ли ото­бра­ны... 12 сто­ло­вых се­реб­ря­ных ло­жек, 8 чай­ных се­реб­ря­ных ло­жек, од­на де­серт­ная се­реб­ря­ная лож­ка, зо­ло­той на­груд­ный кре­стик, две сбе­ре­га­тель­ных книж­ки с остат­ком по 5 руб­лей каж­дая, од­на торг­си­нов­ская книж­ка с остат­ком на 12 руб­лей 20 ко­пе­ек и две сто­ло­вых лож­ки бе­ло­го ме­тал­ла... аль­бом с се­мей­ны­ми фо­то­гра­фи­я­ми, аль­бом с фо­то­гра­фи­че­ски­ми ви­да­ми мо­ей ро­ди­ны, мое со­чи­не­ние в ру­ко­пи­си под за­гла­ви­ем «Ди­дим Сле­пой» и до­ку­мен­ты: справ­ка из Мос­ков­ско­го уни­вер­си­те­та о про­дол­жи­тель­но­сти мо­ей служ­бы в нем в ка­че­стве про­фес­со­ра и два удо­сто­ве­ре­ния о мо­ей служ­бе в фило­соф­ском ис­сле­до­ва­тель­ском ин­сти­ту­те, со­сто­яв­шем при 1-м Го­судар­ствен­ном уни­вер­си­те­те... При­ла­гая при сем до­ве­рен­ность на имя “По­мо­щи По­ли­ти­че­ским За­клю­чен­ным”, про­шу НКВД вы­дать это­му учре­жде­нию для воз­вра­ще­ния мне как пе­ре­чис­лен­ные цен­но­сти, так и пе­ре­чис­лен­ные пред­ме­ты, взя­тые для след­ствия. При этом счи­таю необ­хо­ди­мым объ­яс­нить, что не мо­гу пред­ста­вить кви­тан­ции на ото­бран­ные у ме­ня цен­но­сти, ко­то­рая бы­ла вы­да­на мне на ру­ки при пе­ре­во­де ме­ня из изо­ля­то­ра НКВД на Лу­бян­ке, ку­да я был до­став­лен по­сле аре­ста, в Бу­тыр­скую тюрь­му, и не мо­гу ука­зать ее но­ме­ра, ко­то­рый своевре­мен­но не за­пи­сал. Кви­тан­ция эта бы­ла у ме­ня ото­бра­на в Бу­тыр­ской тюрь­ме при объ­яв­ле­нии мне по­ста­нов­ле­ния Осо­бо­го Со­ве­ща­ния о мо­ей ссыл­ке для за­тре­бо­ва­ния по ней, как мне объ­яс­ни­ли, из Лу­бян­ско­го изо­ля­то­ра под­ле­жа­щих воз­вра­ще­нию мне мо­их цен­но­стей (ве­че­ром 1 мая), но через два дня я был уже вы­зван на этап для от­прав­ле­ния на ме­сто ссыл­ки, и при этом мне не вы­да­ли ни цен­но­стей, ни ото­бран­ной кви­тан­ции, объ­яс­няя это тем, что кви­тан­ция и цен­но­сти еще не при­сла­ны из Лу­бян­ско­го изо­ля­то­ра. Вви­ду это­го я про­сил адми­ни­стра­цию тюрь­мы оста­вить ме­ня до сле­ду­ю­ще­го эта­па, чтобы по­лу­чить пе­ред от­прав­ле­ни­ем или мои цен­но­сти, или ото­бран­ную кви­тан­цию, но раз­ре­ше­ния на это не по­лу­чил и вы­нуж­ден был уехать, не до­бив­шись воз­вра­ще­ния мне до­ку­мен­та на ото­бран­ные цен­но­сти... про­шу... вы­дать мои цен­но­сти и дру­гие пе­ре­чис­лен­ные пред­ме­ты “По­мо­щи По­ли­ти­че­ским За­клю­чен­ным”»[30]. Через неко­то­рое вре­мя Ива­на Ва­си­лье­ви­ча пе­ре­ве­ли в се­ло Иг­на­то­во то­го же рай­о­на и по­се­ли­ли в до­ме пас­ту­ха. Дом со­сто­ял из двух по­ло­вин, Ива­ну Ва­си­лье­ви­чу вы­де­ли­ли от­дель­ную ком­на­ту, же­на хо­зя­и­на го­то­ви­ла ему пи­щу. В ссыл­ке у него бы­ло мно­го книг, при­слан­ных ему дру­зья­ми, так что в ка­кой-то ме­ре он смог про­дол­жить свои на­уч­ные за­ня­тия. Но на­ча­лась но­вая вол­на го­не­ний, ко­гда всех ссыль­ных и на­хо­дя­щих­ся в ла­ге­рях по при­ка­за­нию Ста­ли­на и со­вет­ско­го пра­ви­тель­ства ста­ли вновь аре­сто­вы­вать и боль­шей ча­стью рас­стре­ли­вать. 9 ок­тяб­ря 1937 го­да был аре­сто­ван и за­клю­чен в тюрь­му в Ени­сей­ске и Иван Ва­си­лье­вич По­пов. 11 ок­тяб­ря был до­про­шен в ка­че­стве сви­де­те­ля один из ссыль­ных по фа­ми­лии Ви­о­ло­вич, ко­то­рый по­ка­зал об Иване Ва­си­лье­ви­че: «От­бы­вая срок ссыл­ки в се­ле Иг­на­то­во, где так­же на­хо­дил­ся Иван Ва­си­лье­вич По­пов, мне неод­но­крат­но при­хо­ди­лось ве­сти раз­го­во­ры с По­по­вым на по­ли­ти­че­ские те­мы. Бу­дучи чрез­вы­чай­но осто­ро­жен и вся­че­ски смяг­чая впе­чат­ле­ния, По­пов все же стал вы­ра­жать свои контр­ре­во­лю­ци­он­ные взгля­ды... в раз­го­во­ре с По­по­вым 7 июня 1937 го­да по­след­ний... за­явил: “Экс­пе­ди­ция на Се­вер­ный по­люс, так шум­но ре­кла­ми­ру­е­мая на­ши­ми га­зе­та­ми, есть сред­ство и по­пыт­ка от­влечь вни­ма­ние масс от по­ли­ти­че­ской зло­бы дня, сма­зать наи­бо­лее се­рьез­ные и ост­рые про­ти­во­ре­чия”. Про­дол­жая раз­го­вор, По­пов при­вел дру­гой при­мер контр­ре­во­лю­ци­он­но­го со­дер­жа­ния: “Ста­ха­нов­ское дви­же­ние есть то­же та­кая по­пыт­ка со­здать шу­ми­ху во­круг пу­стя­ко­вых во­про­сов, кро­ме это­го есть от­ри­ца­ние про­бле­мы ка­че­ства ра­бо­ты и по­го­ня за ко­ли­че­ством; успе­хом у масс эти ме­то­ды ра­бо­ты поль­зо­вать­ся не мо­гут”. Я воз­ра­жал По­по­ву, что при­ве­ден­ные им при­ме­ры не от­ве­ча­ют дей­стви­тель­но­сти, но По­пов на­ста­и­вал на сво­ем. Вто­рой раз мне с По­по­вым при­шлось встре­тить­ся 19 июня 1937 го­да по­сле вы­не­се­ния при­го­во­ра над шпи­о­на­ми-фа­ши­ста­ми вось­мер­ки Ту­ха­чев­ско­го... По по­во­ду рас­стре­ла этой шпи­он­ской вось­мер­ки По­пов вы­ска­зал свои контр­ре­во­лю­ци­он­ные взгля­ды сле­ду­ю­ще­го со­дер­жа­ния: “Рас­стрел вось­ми круп­ных во­ен­ных ра­бот­ни­ков, а так­же по­след­ние ре­прес­сии во­об­ще по­ка­зы­ва­ют, что мо­но­лит­ность ВКП(б) есть мыль­ный пу­зырь, так как на са­мом де­ле мы ви­дим уход из пар­тии и рас­стрел са­мых вид­ных ее де­я­те­лей, в про­шлом ее ор­га­ни­за­то­ров. За­ко­ны ре­во­лю­ции во­об­ще та­ко­вы, что са­мые ее вид­ные де­я­те­ли все­гда пу­га­ют­ся ши­ро­ты и раз­ма­ха то­го дви­же­ния, ко­то­рое они вы­зва­ли, и идут на эша­фот; так бы­ло во Фран­цуз­ской ре­во­лю­ции, так про­ис­хо­дит и сей­час в СССР”. На мой во­прос о том, по­че­му, по его мне­нию, вез­де раз­об­ла­ча­ют шпи­о­нов и ди­вер­сан­тов, По­пов от­ве­тил: “Это яви­лось ре­зуль­та­том то­го, что всех за­жа­ли, го­во­рить поз­во­ля­ют и вы­ска­зы­вать­ся толь­ко в смыс­ле вос­хва­ле­ния и сла­во­сло­вия. Нуж­но ду­мать, что сей­час сви­реп­ству­ют силь­ные ре­прес­сии, мно­гие лю­ди поль­зу­ют­ся этим мо­мен­том для све­де­ния лич­ных сче­тов...” На­до за­ме­тить, что за по­след­нее вре­мя По­пов свою контр­ре­во­лю­ци­он­ную де­я­тель­ность ак­ти­ви­зи­ро­вал, бо­лее от­кро­вен­но, от­кры­то стал вы­ска­зы­вать свои контр­ре­во­лю­ци­он­ные взгля­ды. Я при­ве­ду та­кой факт. В сен­тяб­ре 1937 го­да По­пов при­гла­сил ме­ня зай­ти к нему на квар­ти­ру, где, раз­го­ва­ри­вая на раз­ные те­мы, По­пов пря­мо вы­ска­зал свои со­ци­аль­но-по­ли­ти­че­ские взгля­ды; он го­во­рил: “Я счи­таю аб­сурд­ны­ми вся­кие раз­го­во­ры о клас­со­вой борь­бе: клас­со­вой борь­бы не су­ще­ству­ет — все это вздор и че­пу­ха. Я все­гда был и оста­юсь иде­а­ли­стом, и, по-мо­е­му, не ка­кая-то эко­но­ми­че­ская и клас­со­вая борь­ба яв­ля­ет­ся дви­га­те­лем ис­то­рии, а ду­хов­ные ин­те­ре­сы раз­ных на­ций. Ру­ко­во­дя­щая же роль в раз­ви­тии ис­то­рии, ко­неч­но, при­над­ле­жит ре­ли­гии”. 19 сен­тяб­ря 1937 го­да, ко­гда кол­хоз­ни­ки изу­ча­ли по­ло­же­ние о вы­бо­рах в Вер­хов­ный Со­вет СССР, на сей счет По­пов вы­ра­зил­ся: “По­сле опуб­ли­ко­ва­ния но­вой кон­сти­ту­ции от­сут­ствие на­сто­я­щей сво­бо­ды и де­мо­кра­тии да­ло се­бя еще боль­ше по­чув­ство­вать, ибо кон­сти­ту­ция опуб­ли­ко­ва­на толь­ко для внеш­не­го упо­треб­ле­ния и пред­став­ля­ет кло­чок бу­ма­ги, на де­ле же на­ро­дам СССР она аб­со­лют­но ни­ка­кой сво­бо­ды не да­ет”. В бе­се­де с По­по­вым 8 ок­тяб­ря 1937 го­да по во­про­су “на­цио­наль­ной по­ли­ти­ки” По­пов го­во­рил, что “со­вет­ская власть ве­дет непра­виль­ную на­цио­наль­ную по­ли­ти­ку. Там, где на са­мом де­ле не бы­ло ни­че­го на­цио­наль­но­го, ни­ка­кой на­цио­наль­ной куль­ту­ры, боль­ше­ви­ки во­пи­ли о на­цио­наль­ном са­мо­опре­де­ле­нии, о куль­ти­ви­ро­ва­нии и чи­сто­те на­цио­наль­ной куль­ту­ры. Неуди­ви­тель­но, что те­перь ска­зы­ва­ет­ся ре­зуль­тат этой по­ли­ти­ки. По­то­му эти лю­ди и ста­ли шо­ви­ни­ста­ми, так как раз­ду­ли на­цио­наль­ное са­мо­опре­де­ле­ние и со­зда­ва­ли на­цио­наль­ные куль­ту­ры там, где их не бы­ло. Это лиш­ний раз го­во­рит о несо­сто­я­тель­но­сти и непроч­но­сти по­ли­ти­ки ком­му­низ­ма”. В за­клю­че­ние все­го по­ка­зан­но­го мною в про­то­ко­ле до­про­са за­яв­ляю, что Иван Ва­си­лье­вич По­пов враж­деб­но на­стро­ен к по­ли­ти­ке пар­тии и со­вет­ской вла­сти. Вы­ска­зы­ва­е­мые По­по­вым контр­ре­во­лю­ци­он­ные взгля­ды я не раз­де­лял и все­гда ста­рал­ся в та­ких слу­ча­ях уда­лять­ся от По­по­ва». В тот же день был до­про­шен хо­зя­ин до­ма, в ко­то­ром жил про­фес­сор. Он по­ка­зал: «При­по­ми­наю та­кой раз­го­вор По­по­ва, что “со­вет­ская власть с кре­стьян-кол­хоз­ни­ков на­ло­ги бе­рет раз­ны­ми пла­те­жа­ми, что рань­ше это­го не бы­ло”. Он еще мно­го та­ких контр­ре­во­лю­ци­он­ных слов го­во­рил, все­го сей­час не при­пом­нишь, и мно­гое я у него не по­нял, так как немно­го недо­слы­шу». На сле­ду­ю­щий день, 12 ок­тяб­ря, сле­до­ва­тель до­про­сил Ива­на Ва­си­лье­ви­ча. — Ко­го из зна­ко­мых вы име­е­те за гра­ни­цей, на­зо­ви­те их име­на, фа­ми­лии и адре­са. — Из зна­ко­мых за гра­ни­цей, на­при­мер в Па­ри­же, про­жи­ва­ет мой быв­ший то­ва­рищ по ака­де­мии мит­ро­по­лит Ев­ло­гий Ге­ор­ги­ев­ский, Иван Алек­сан­дро­вич Ильин, быв­ший про­фес­сор Мос­ков­ской Ду­хов­ной ака­де­мии, про­жи­ва­ет в Швей­ца­рии, а Па­вел Ива­но­вич Нов­го­род­цев в Пра­ге. Свя­зи с ни­ми я ни­ка­кой не имею. — От­ку­да вы зна­е­те ука­зан­ных лиц, адре­са, ме­сто на­хож­де­ния? — О ме­сте на­хож­де­ния Нов­го­род­це­ва и Ильи­на мне кто-то со­об­щал, или же я слы­шал еще в Москве, сей­час точ­но не пом­ню. Что ка­са­ет­ся мит­ро­по­ли­та Ев­ло­гия Ге­ор­ги­ев­ско­го, я знал из пе­ре­пис­ки, ко­то­рую он вел с мит­ро­по­ли­том Сер­ги­ем, за­ме­сти­те­лем Ме­сто­блю­сти­те­ля Пат­ри­ар­ше­го пре­сто­ла; с Сер­ги­ем я зна­ком по ака­де­мии, в то вре­мя он был про­фес­со­ром Ду­хов­ной ака­де­мии, а за­тем ин­спек­то­ром. Кро­ме то­го, я ви­дел­ся с ним в 1934 го­ду в Москве. — Раз­го­во­ры про­хо­ди­ли у вас на по­ли­ти­че­ские те­мы? — Раз­го­во­ры про­хо­ди­ли о на­шей преж­ней ра­бо­те, уче­бе, весь раз­го­вор был вос­по­ми­на­ни­ем из жиз­ни ака­де­мии, был и раз­го­вор от­но­си­тель­но экс­пе­ди­ции на Се­вер­ный по­люс. По это­му во­про­су был раз­го­вор и с Ви­о­ло­ви­чем, я го­во­рил, что по­ле­ту экс­пе­ди­ции на Се­вер­ный по­люс слиш­ком мно­го уде­ля­ют вни­ма­ния в га­зе­тах, пи­шут все од­но и то же, так что ста­но­вит­ся скуч­но чи­тать. — След­ствие рас­по­ла­га­ет ма­те­ри­а­ла­ми, что вы сов­мест­но с Ви­о­ло­ви­чем про­во­ди­ли аги­та­цию контр­ре­во­лю­ци­он­но­го со­дер­жа­ния по во­про­су ста­ха­нов­ских ме­то­дов тру­да. Рас­ска­жи­те след­ствию об этом. — Ста­ха­нов­ски­ми ме­то­да­ми тру­да я ни­ко­гда не ин­те­ре­со­вал­ся, так как это от мо­их ин­те­ре­сов да­ле­ко, и чи­тать и раз­го­ва­ри­вать об этом мне скуч­но, я за­ни­ма­юсь на­у­кой от­вле­чен­но­го по­ряд­ка. — След­ствие тре­бу­ет от вас дать по это­му во­про­су прав­ди­вые по­ка­за­ния. — Я го­во­рю толь­ко прав­ду и до­ба­вить ни­че­го дру­го­го не мо­гу. — След­стви­ем уста­нов­ле­но, что вы вы­ска­зы­ва­ли контр­ре­во­лю­ци­он­ные взгля­ды по во­про­су но­вой кон­сти­ту­ции, в част­но­сти о ре­прес­си­ях. Рас­ска­жи­те, как это бы­ло. — В от­но­ше­нии но­вой кон­сти­ту­ции я го­во­рил, что на­равне с утвер­жде­ни­ем кон­сти­ту­ции дол­жен из­ме­нить­ся и уго­лов­ный ко­декс в сто­ро­ну смяг­че­ния ре­прес­сий, что кон­сти­ту­ция в дан­ный мо­мент вы­пол­ня­ет­ся ча­стич­но, пол­но­стью в дей­ствие по всем ста­тьям не при­ме­не­на. По на­цио­наль­но­му во­про­су я го­во­рил, что име­ют­ся из­ме­не­ния в ча­сти раз­ви­тия на­цио­наль­ной куль­ту­ры; что ка­са­ет­ся контр­ре­во­лю­ци­он­ной аги­та­ции, ее я не про­во­дил. — Сви­де­тель­ски­ми по­ка­за­ни­я­ми Пав­ло­вой и дру­гих уста­нов­ле­но, что вы вы­ра­жа­ли недо­воль­ство по­ли­ти­кой ВКП(б) и со­вет­ской вла­сти, что яко­бы в Со­вет­ском Со­ю­зе на­силь­но уни­что­жа­ют ре­ли­гию. Под­твер­жда­е­те это? — Не пом­ню, в ка­кое вре­мя и где, но я го­во­рил, что ре­ли­гия в Со­вет­ском Со­ю­зе по­став­ле­на в очень тя­же­лое по­ло­же­ние, что мно­го име­ет­ся еще ре­ли­ги­оз­ных лю­дей, ко­то­рые бы же­ла­ли мо­лить­ся в церк­ви, но вви­ду боль­ших на­ло­гов они от­крыть цер­ковь не в со­сто­я­нии; дру­гих ка­ких-ли­бо раз­го­во­ров контр­ре­во­лю­ци­он­но­го со­дер­жа­ния я не вел. — Бы­ли ли раз­го­во­ры по во­про­су без­ра­бо­ти­цы и что на сей счет вы вы­ска­зы­ва­ли? — Да, раз­го­вор о без­ра­бо­ти­це был, я го­во­рил лич­но о се­бе, что, вер­нув­шись в 1934 го­ду из ссыл­ки, я про­дол­жи­тель­ное вре­мя не мог най­ти се­бе ра­бо­ту и что впо­след­ствии устро­ил­ся на ра­бо­ту, и то с боль­шим пе­ре­ры­вом, та­кое же по­ло­же­ние мо­жет слу­чить­ся и по­сле осво­бож­де­ния из ссыл­ки и сей­час; от­но­си­тель­но во­об­ще без­ра­бо­ти­цы в Со­вет­ском Со­ю­зе я не го­во­рил. — След­ствие рас­по­ла­га­ет ма­те­ри­а­ла­ми, что вы вы­ска­зы­ва­ли пош­лые кле­вет­ни­че­ские сло­ва по адре­су ру­ко­во­ди­те­лей пар­тии и со­вет­ско­го пра­ви­тель­ства. Ска­жи­те, чем это бы­ло вы­зва­но. — Не пом­ню та­ких раз­го­во­ров, воз­мож­но, что-ни­будь в от­но­ше­нии за­жи­ма кри­ти­ки я го­во­рил, о ко­то­рой за по­след­нее вре­мя мно­го пи­шет­ся в га­зе­тах. — След­ствие на­ста­и­ва­ет на том, чтобы вы да­ли от­кро­вен­ные по­ка­за­ния по по­во­ду кле­ве­ты на ру­ко­во­ди­те­лей пар­тии и со­вет­ско­го пра­ви­тель­ства. — Я ска­зал, что по­доб­ных раз­го­во­ров сей­час не пом­ню и ни­че­го по это­му во­про­су по­яс­нить не мо­гу. — След­стви­ем уста­нов­ле­но, что вы по по­во­ду по­след­не­го про­цес­са над во­се­мью фа­шист­ски­ми шпи­о­на­ми вы­ска­зы­ва­ли со­жа­ле­ние о них, го­во­ри­ли о неустой­чи­во­сти и немо­но­лит­но­сти пар­тии ВКП(б). — Раз­го­вор по по­во­ду рас­стре­ла этой вось­мер­ки был, но жа­леть я их не жа­лел; что ка­са­ет­ся неустой­чи­во­сти и немо­но­лит­но­сти пар­тии, это дей­стви­тель­но так, по­сколь­ку в пар­тии об­ра­зо­ва­лись три фрак­ции: троц­ки­сты, зи­но­вьев­цы, бу­ха­рин­цы; яс­но, что при та­ких раз­но­гла­си­ях пар­тия не мо­жет быть мо­но­лит­ной. 6 но­яб­ря сле­до­ва­тель сно­ва вы­звал Ива­на Ва­си­лье­ви­ча на до­прос и спро­сил: — Вы ра­бо­та­ли в Ду­хов­ной ака­де­мии и го­то­ви­ли кад­ры свя­щен­ни­ков? — Да, на про­тя­же­нии трид­ца­ти лет мо­ей служ­бы в Ду­хов­ной ака­де­мии я в ос­нов­ном го­то­вил и вос­пи­ты­вал свя­щен­но­слу­жи­те­лей, так как и цель Ду­хов­ной ака­де­мии бы­ла на­прав­ле­на на вы­пуск епи­ско­пов и свя­щен­ни­ков. 2 де­каб­ря бы­ла устро­е­на оч­ная став­ка со лже­сви­де­те­лем, ко­то­рый под­твер­дил все дан­ные им ра­нее по­ка­за­ния, по­сле че­го сле­до­ва­тель спро­сил про­фес­со­ра: — Вы под­твер­жда­е­те по­ка­за­ния сви­де­те­ля?.. — Нет, по­ка­за­ния... я не под­твер­ждаю и ви­нов­ным се­бя не при­знаю. Ко­гда сви­де­те­ля уве­ли, сле­до­ва­тель еще раз спро­сил Ива­на Ва­си­лье­ви­ча: — При­зна­е­те ли вы се­бя ви­нов­ным в предъ­яв­лен­ном вам об­ви­не­нии? — Ви­нов­ным се­бя в предъ­яв­лен­ном об­ви­не­нии... не при­знаю. 3 де­каб­ря 1937 го­да след­ствие бы­ло за­кон­че­но. В ени­сей­ской тюрь­ме Иван Ва­си­лье­вич встре­тил день сво­е­го рож­де­ния, ему ис­пол­нил­ся семь­де­сят один год. 5 фев­ра­ля 1938 го­да трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла Ива­на Ва­си­лье­ви­ча к рас­стре­лу[31]. Иван Ва­си­лье­вич По­пов был рас­стре­лян 8 фев­ра­ля 1938 го­да в 9 ча­сов ве­че­ра, в ка­нун празд­но­ва­ния па­мя­ти все­лен­ско­го учи­те­ля и свя­ти­те­ля Иоан­на Зла­то­усто­го, имя ко­то­ро­го он, по-ви­ди­мо­му, и но­сил. Один из оче­вид­цев жиз­ни му­че­ни­ка в со­ло­вец­ком узи­ли­ще пи­сал о нем: «В свет­ском зва­нии Иван Ва­си­лье­вич был ис­тин­ным мо­на­хом, без­брач­ным и дев­ствен­ни­ком, сми­рен­ным тру­же­ни­ком, воз­держ­ни­ком в пи­ще и пи­тии, бла­го­го­вей­ным мо­лит­вен­ни­ком к Бо­гу. Се­му все знав­шие его — сви­де­те­ли. Имея дар бла­го­да­ти Бо­жи­ей — сло­во зна­ния (1Кор.12:8), он тру­да­ми уде­ся­те­рил та­лант, по­слу­жил им Церк­ви с ве­ли­кой поль­зой и про­сла­вил ее сво­ей му­че­ни­че­ской кон­чи­ной»[32].

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка. Ян­варь». Тверь. 2005. С. 339–367

При­ме­ча­ния

[1] ЦИАМ. Ф. 229, оп. 4, д. 3158, л. 1-14; д. 5166, л. 5-41; д. 5167, л. 1-5.

[2] Тер­тул­ли­ан (ок. 160, Кар­фа­ген — по­сле 220, там же), хри­сти­ан­ский бо­го­слов и пи­са­тель. Вы­сту­пал в Ри­ме как су­деб­ный ора­тор; при­няв хри­сти­ан­ство, око­ло 195 го­да вер­нул­ся в Кар­фа­ген.

[3] Фе­рейн — об­ще­ство, со­юз.

[4] ОР РГБ. Ф. 280, к. 18, д. 23, л. 9-16.

[5] Бо­го­слов­ские Тру­ды. Сбор­ник 30. М., 1990. К.Е. Ску­рат. «Па­тро­ло­ги­че­ские тру­ды про­фес­со­ра МДА И.В. По­по­ва». С. 83-116.

[6] Он­то­ло­гия — фило­соф­ское уче­ние о бы­тии.

[7] Гно­сео­ло­гия — тео­рия по­зна­ния, раз­дел фило­со­фии.

[8] Сер­гей Вол­ков. Воз­ле мо­на­стыр­ских стен. М., 2000. С. 106-108.

[9] Бо­го­слов­ский Ми­ха­ил Ми­хай­ло­вич (1867–1929), ор­ди­нар­ный про­фес­сор Мос­ков­ской Ду­хов­ной ака­де­мии и Мос­ков­ско­го уни­вер­си­те­та, чи­тав­ший курс рус­ской граж­дан­ской ис­то­рии. С 1921 го­да — член Ака­де­мии на­ук. Ав­тор око­ло 90 ра­бот по рус­ской ис­то­рии.

[10] ОПИ ГИМ. Ф. 442, д. 53, л. 181.

[11] Там же. Л. 183-184.

[12] Там же. Л. 191-192.

[13] Там же. Л. 189-190.

[14] Со­суд из­бран­ный. Ис­то­рия рос­сий­ских ду­хов­ных школ. Со­ста­ви­тель Ма­ри­на Скля­ро­ва. СПб., 1994. С. 258.

[15] Пре­по­доб­но­му­че­ник Се­ра­фим (в ми­ру Ан­то­ний Мак­си­мо­вич Тье­вар) про­слав­лен Рус­ской Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью в Со­бо­ре но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских. Па­мять празд­ну­ет­ся но­яб­ря 23/де­каб­ря 6.

[16] ЦА ФСБ Рос­сии. Д. 40838, л. 9.

[17] Там же. Л. 11.

[18] Там же. Л. 49.

[19] Там же. Л. 49 об.

[20] Про­то­пре­сви­тер М. Поль­ский. Но­вые му­че­ни­ки Рос­сий­ские. Т. 1. Джор­дан­вилл, 1949. С. 201-202.

[21] Там же. С. 177.

[22] Ар­хи­епи­скоп Ев­ге­ний (Зер­нов). Впо­след­ствии мит­ро­по­лит Ни­же­го­род­ский. Рас­стре­лян в 1937 го­ду. Про­слав­лен Рус­ской Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью. Па­мять празд­ну­ет­ся сен­тяб­ря 7/20.

[23] Про­то­пре­сви­тер М. Поль­ский. Но­вые му­че­ни­ки Рос­сий­ские. Т. 1. Джор­дан­вилл, 1949. С. 164-165.

[24] Епи­скоп Ели­са­вет­град­ский, ви­ка­рий Одес­ской епар­хии Онуф­рий (Га­га­люк). Впо­след­ствии ар­хи­епи­скоп Кур­ский и Обо­ян­ский. Рас­стре­лян в 1938 го­ду. Про­слав­лен Рус­ской Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью. Па­мять празд­ну­ет­ся мая 19/ июня 1.

[25] Там же. С. 200.

[26] Сар­кис (Сар­зиз) — пер­со­наж ар­мян­ской ми­фо­ло­гии, пе­ре­няв­ший функ­ции древ­не­го бо­же­ства вет­ра и бу­ри. Сар­зиз — кра­са­вец, во­ору­жен­ный всад­ник на бе­лом коне; под­ни­ма­ет ве­тер, бу­рю, ме­тель. Ду­шит тех, кто его не по­чи­та­ет, по­мо­га­ет взы­ва­ю­щим о по­мо­щи. Все­гда со­дей­ству­ет влюб­лен­ным, ко­то­рые об­ра­ща­ют­ся к нему за по­мо­щью, по­это­му его ча­сто на­зы­ва­ют «осу­ществ­ля­ю­щим за­вет­ную меч­ту».

[27] УФСБ Рос­сии по Сверд­лов­ской обл. Д. П-36640, л. 38.

[28] ЦА ФСБ Рос­сии. Д. Р-34383. Т. 2, л. 193.

[29] Там же.

[30] Там же. Л. 248-249.

[31] УФСБ Рос­сии по Крас­но­яр­ско­му краю. Д. П-18234.

[32] Про­то­пре­сви­тер М. Поль­ский. Но­вые му­че­ни­ки Рос­сий­ские. Т. 1. Джор­дан­вилл, 1949. С. 202.

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru

#МученикИоаннПопов